Когда в семье умирает ребенок, родители не всегда могут найти в себе силы поговорить об этом с другими детьми. Или же разговор может получиться коротким, неполным — тема смерти по-прежнему остается табуированной. Между тем, эту потерю остро переживает вся семья, и только откровенная беседа со временем помогает справиться с болью.
Когда в семье Алексеевых родилась Вера, Арсению — младшему ребенку — было чуть больше двух лет. К этому времени он только начинал говорить. Сеня ждал сестру: он знал, что она находится в животе у мамы и скоро должна быть дома. Главный вопрос появился, когда Тамара вернулась из больницы после родов: «Где ляля?». Чем дольше длилась больничная история, тем настойчивее он спрашивал об этом.
Сеня родился в Бразилии, где работает муж Тамары, здоровым и крепким ребенком. Но начало второй беременности Тамары совпало с эпидемией вируса Зика. Алексеевы вернулись в Россию, чтобы снизить риски.
Несмотря на то, что врачи до последнего исключали генетическую патологию, Вера родилась с синдромом Эдвардса. Это неизлечимое генетическое заболевание с множественными пороками развития, самым серьезным из которых для Веры оказался порок сердца.Через месяц порок оперировали, но девочка так и не смогла выбраться из тяжелого состояния после операции. Еще месяц она провела на искусственной вентиляции легких. Вера умерла, так и не попав домой из реанимации.
Все это время Сеня знал, что мама находится рядом с сестрой, которая болеет. Семья старалась держаться вместе, меняя съемные квартиры вслед за малышкой, которую переводили из одной подмосковной реанимации в другую. Сеня почти все время был рядом с родителями, по-своему все переживал и анализировал ситуацию. Он не плакал, но пытался объяснить, что ему очень грустно.
Вера умерла 4 октября в подольской реанимации. Сене сказали о смерти сестры в день похорон. Ему объяснили, что она не приедет из больницы домой. «Не ляля? Ляля не?», — тогда он мог сказать только это. Сейчас он уже знает ее имя, пересказывает маме сны с Верой и всегда сам выбирает цветы на ее могилку.
Тамара Пушанко — о том, как Сеня относится к смерти Веры
«Мы с мужем решили быть искренними с ребенком с самого начала, когда только узнали о болезни Веры. Иначе было нельзя — эмоции зашкаливали. Арсений все видел и чувствовал. Если я плакала, он поворачивал меня к себе, смотрел в глаза и улыбался, пытаясь развеселить, целовал и говорил: «Не плачь, мама». Когда мы с мужем, разбитые и подавленные, долго разговаривали на кухне, малыш уходил заниматься своими делами: играл или листал книжки один. После операции Веры мы все были вынуждены расстаться — муж улетел в Бразилию на работу, Арсений уехал на дачу к моим родителям, я оставалась с малышкой в Подольске до самого конца.
Мы снова собрались вместе после смерти Веры. Решение взять Сеню на похороны не обсуждалось — по-другому было просто нельзя.Каждый раз, когда я уезжала на велосипеде из дома в больницу, он говорил: «Мама пипетта ляля бо, и мне пипетта ляля!» (мама едет на велосипеде к больной ляле, и я поеду на велосипеде к ляле). А однажды малыш, выяснив, что мы собираемся по каким-то другим делам, не к ляле, предложил нас заменить, поехать к ней: “ляля не буди один, мне ляля” — чтобы ей не оставаться одной. Он очень хотел ее увидеть, но, конечно, его не могли пустить в реанимацию.
Как можно было не дать ему встретиться с ней в тот единственный раз, когда это было возможно?Если бы мы не взяли Сеню на похороны, на месте очень важного для него маленького человека, младшей сестренки, была бы пустота. Ожидание, не получившее своего разрешения. И чем бы он эту дыру потом заполнил? Какими страхами и вымыслами?
Сеня впервые увидел Веру в храме — она была такой славной, без этих трубок ИВЛ и зонда, такой хорошенькой. Только тогда стало понятно, как сильно он ее ждал. Это было осмысленное прощание. Он долго разглядывал ее, гладил, целовал. Он никуда не торопился и не суетился. Он только спросил: «Это моя ляля?». Когда гроб начали опускать в землю, он испугался: бегал вокруг и разводил руками — «Ляля папатти?!» (Лялю закапывают?) Все плакали, но малыш только недоумевал.
Он не плакал и потом, а только делился переживаниями. Он видел, как тяжело нам всем, и говорил об этом. «Мама бо ляля, папа бо ляля, Лена бо ляля, деда бо ляля. И мне бо ляля» (Маме, папе, бабушке и дедушке больно, ляля. И мне больно). Пытался найти и показать руками, где именно ему больно внутри. Однажды ночью он проснулся от жажды, попросил компотик, а когда допил, показал вверх, на небо, и сказал «Ляля там! не попотти, не ам» — ляля там, где нет ни компота, ни еды. После этого он улыбнулся и уснул.
Перейдите к следующей странице, нажав ее номер ниже.
- Поделиться в Facebook
