Вышла сегодня в обед пройтись, мозги проветрить. Посидела на лавочке с книжкой, понаблюдала за нестарой еще бабушкой, воспитывающей внучку:»Вот если не будешь слушаться, оставлю тебя на улице, и живи как хочешь!» Несчастный ребенок плакал, хватался за бабушку и просил прощения. В глазах у девочки был ничем не прикрытый ужас…
А мне вдруг вспомнилось… Я однажды спросила у моей свекрови, пережившей ребенком всю блокаду Леннграда в осажденном городе, помнит ли она хоть что-нибудь. Вероника Всеволодовна задумалась, и сказала, что помнит очень и очень много, лет с трех, но воспоминания самые обычные — как ходили гулять и в магазин, как разжигали печку, как приезжал папа и привез куклу. Ни голода, ни бомбежек, ничего из того ужаса, о котором все мы наслышаны-начитаны, ее детская память совершенно не сохранила. Помню, что я очень удивилась — ну как же так, мой папа, ее ровесник, помнит очень много из сугубо военных моментов, хотя мой дед даже не воевал в Великую Отечественную, а тут…
Пришлось спрашивать бабушку мужа. И мне рассказали совершенно потрясающую историю. Надо сказать, что покойная уже Татьяна Владимировна была удивительным человеком. Не имея психологического образования, она каким-то шестым чувством поняла, что маленький человечек не умеет бояться сам — он боится страха своих близких. Если мама спокойна, если она воспринимает ситуацию как нормальную — то и ребенок не будет пугаться и плакать. Поэтому, когда включалась сирена, предупреждавшая о бомбежке, Татьяна Владимировна не кидалась в панике и ужасе, хватая вещи. Она совершенно спокойно вставала, не торопясь одевалась сама, и одевала дочь, разговаривая с ней о простых домашних вещах, и также спокойно они спускалась в бомбоубежище, где пели песенки, читали книжки, играли в простые игры. При этом вокруг, как я понимаю, был ад кромешный — свист снарядов, взрывы, женщины, дети плачут, но маленькая Ника просто все это не воспринимала — ведь мама спокойна, значит, все в порядке. При этом два раза бомбы взрывались буквально на пороге их дома — прямым попаданием был разрушен «Дом-сказка», стоявший напротив их дома, а через полгода авиабомба разнесла дровяной сарай во дворе-колодце.
Однажды Татьяна Владимировна услышала, как разбилось окно — горячий осколок пробуровил паркет возле рояля, в двух шагах от игравшей Ники. Она рассказывала, что ей пришлось приложить серьезное усилие, чтобы не кинуться к ребенку, не схватить в охапку, а взять себя в руки, подойти, сказать спокойно — ну вот, окно разбилось, взять Нику за руку, увести — тоже очень спокойно — в другую комнату, и после этого заклеить окно и убрать стекла. Эта глубокая царапина в дубовом паркете уже пережила две циклевки пола, и все равно еще очень заметна… Мне становилось нехорошо, даже когда я просто на нее смотрела, представляя, что это МОЙ ребенок играет рядом с этой горячей смертью. Какое же самообладание нужно иметь, чтобы справляться с совершенно естественными чувствами — страхом, неопределенностью, одиночеством, и все ради того, чтобы ребенок вырос нормальным человеком, без этого страшного комплекса всего поколения, которое позже назвали по всему миру просто «дети войны». Я тогда была молодой мамой, и постаралась усвоить урок, хотя боюсь, что была плохой ученицей.
И когда я вижу, как современные мамы и бабушки целенаправленно запугивают детей, и даже сталкиваюсь с тем, что мамочки советуют «Лучше запугать как следует, пусть лучше ребенок всех и всего боится, чем его уведет маньяк, укусит собака, обожжется, упадет с лестницы, или еще что», я понимаю — лет через 15-20 мы получим смертельно напуганное поколение
Понравилось? Поделись с друзьями!
Источник
